Иванушка-Дурачок

Сказка записана П. В. Лепаловским в 1950 г. в дер. Григорьевке, Каслинского р-на, Челябинской обл. от его матери А. П. Лепаловской.

Иванушка-Дурачок

Жила на свете одна бедная вдова. Был у нее единственный сын, да и тот круглый дурак. Иванушкой его звали.

Идет он однажды мимо гумна и видит: мужики хлеб молотят.

— Молотить бы вам молотить да три зернышка и намолотить!— крикнул им дурачок вместо приветствия.

— Ах ты, варнак такой-сякой! — осерчали мужики. Догнали Ивана и пребольно нарвали ему уши. Идет Иван домой и ревет что есть мочи.

— Что это ты, Иванушко, ревешь?— спрашивает мать.

— Да что,— сквозь слезы отвечает Иван.— Иду я сейчас мимо гумна, а там мужики хлеб молотят. Я возьми да и крикни: «Молотить бы вам молотить да три зернышка намолотить». А они выскочили и давай меня за уши таскать.

— Эх ты, неразумный!— сказала мать.— Разве можно так говорить? За дело они тебя и побили. Ты бы сказал: «Носить бы вам не переносить, таскать бы вам не перетаскать». Вот и было бы все по порядочку.

Березовая веточка

Сказка записана П. В. Лепаловским в 1950 г. в дер. Григорьевке, Каслинского р-на, Челябинской обл. от его матери А. П. Лепаловской.

Березовая веточка

Жила на свете одна вдова. Было у нее трое детей: две родных дочки да пасынок. Саввой его звали. Дочки росли ленивыми да привередливыми, а пасынок не умел сидеть без дела. Любая работа так и плясала у него в руках. И сердцем парень был мягок да ласков. Все село любило его за добрый нрав. Даже прозвище ему дали Савва-ласковый.

Одна только мачеха его ненавидела. Всю работу в доме на пасынка свалила. Бывало, родные дочки дрыхнут до обеда, а он с раннего утра на ногах. Савва и воды наноси, Савва и печку распали и платья сестрицам почисти. Одним словом, жил за работника, а кормили его плохо. Родных дочек мачеха блинами да шаньгами набивала, а пасынок черным куском с водой довольствовался. Еще хуже того одевался.

Однажды мачеха разбудила пасынка раным рано.

— Ступай,— говорит, —в лес за дровами. Будет тебе дрыхнуть-то.

Ничего не сказал Савва, взял топор да веревку и отправился.

Утро было сырое, туманное. Шел крупный дождь. Не успел Савва дойти до леса, как вымок весь. Начал зябнуть.

«Ну,— думает,— рубить буду, согреюсь».

Выхватил топор из-за пояса и начал выбирать дерево поздоровей да поглаже, чтоб и колкое было и жарко горело. Но как назло ни одной березки не найдет путной. Искал, искал и наконец натакался. Видит: стоит на поляне березка одна, стройная, ствол гладкий и сучьев совсем немного.

— Вот эту и срублю,— говорит.

Подбежал к березке и хотел рубить ее. Но едва только замахнулся топором, березка задрожала и человечьим голосом заговорила:

— Не руби меня, Саввушка. Не губи красну-девицу.

У Саввы тут топор из рук выпал. То ли стоять, то ли бежать. Отроду такого чуда не видывал и не слыхивал.

Стоит и не знает, что ему делать. Почудилось, аль взаправду березка говорит. Постоял так минуты две, три, подумал, как ему быть, и снова поднял топор. Ан тот же голос раздался:

— Не губи, Савва, березку, не губи красну-девицу. Не белая березонька я, а девица молодая. И такая же сирота, как ты. Злая мачеха меня околдовала — в березку превратила. Не губи меня, сироту, добрый молодец. Чем угодно откуплюсь.

Тут Савва одумался. Говорит ей:

— Бог с тобой, девица красная. Не злодей я, не трону. Мало ли других берез растет. А выкупа мне никакого не нужно.

— И другие деревья тоже не губи,— сказала березка. — Ведь они мне сейчас все сестры родные.

— Ну, будь по-твоему.

Насбирал Савва валежнику вязанку, и отправился домой. Увидела мачеха, каких дров принес пасынок, так и взялась:

— Разве за этим тебя в лес посылали? Аль лесу не нашел? Хлеб, небось, жрать умеешь, а дров нарубить толку нет.

Не стерпел Савва напрасной брани и рассказал, что с ним в лесу произошло. Рассказал да и покаялся. Еще пуще мачеха забранилась:

— Дурак ты набитый! Не сумел выкуп взять, чучело гороховое! Сам от богатства отказался. Хоть бы платок сестрицам выпросил, видишь, в чем они ходят. Ведь невесты уж. Ступай сейчас же обратно в лес и попроси платок.

Что сделаешь с окаянным человеком? Пошел. Приходит к березке, поклонился низко и промолвил:

— Прости меня, девица. Не хотел я с тебя выкупа брать, да черт дернул меня за язык: проболтался мачехе. Из дома меня вон прогнала. Покуда, говорит, не будет у сестер нового платка, не возвращайся домой.

А березка в ответ:

— Не печалься, Саввушка. Эта просьба твоя меня не затруднит. Будет платок твоим сестрам. Отломи сейчас от нижнего сучка веточку и ступай домой. Притронься ей к какому-нибудь старенькому платку и скажи: «Как листочки этой веточки обновляются весной, так и ты, платок, будь новым». Поблагодарил Савва березку, отломил небольшую веточку и отправился домой. Мачехи с дочками как раз дома не было, вышли куда-то. Савва этим воспользовался. Достал из сундука что ни на есть старый платок, притронулся к нему веточкой и сказал:

— Как листочки этой веточки обновляются весной, так и тык платок, стань новым.

Едва он это сказал — глядь: в руках у него вместо полинялого старого платка новенький. И такой красивый, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Тут мачеха с дочками явилась.

— Принес?— спросила она грозно.

— Принес,— ответил Савва и развернул пред ними платок. Все трое так и ахнули.

— Мой платок!— крикнула старшая, прыгнула, как кошка, и вырвала его у Саввы из рук.

— Нет, мой! — завопила младшая и бросилась к старшей. Уцепились обеими руками за концы платка, тянут: старшая к себе, младшая к себе.

— Отдай! Мой платок!— кричит старшая.

— Нет, мой! — визжит младшая.

Не успела мачеха опомниться, как ее дочки уже начали таскать друг друга за косы. Насилу она их угомонила.

— Это из-за тебя все, непутевого,— насела снова мачеха на Савву. — Знаешь, что две у тебя сестрицы, так уж и просил бы два. А то только греха наделал. Иди сейчас же к свой березе и попроси еще платок.

— Иди, да поскорей,— кричит старшая сестра.

А младшая:

— И без платка не приходи! Домой не пустим!

Ничего не сказал Саввушка, повернулся и пошел, повесив голову. Идет, а сам чуть не плачет от обиды. Время уже за полдень перевалило, а у него во рту маковой росинки не было.

— Что, добрый молодец, невесел ? — спрашивает березка.

— Чему мне веселиться?— отвечает Савва.— Еще пуще мачеха лютует. Снова к тебе за выкупом послала. Мало им одного платка, второй подавай.

— Не печалься. И этот выкуп для меня не труден. Срезай опять веточку и отправляйся спокойно.

Поблагодарил Савва березку, срезал вторую веточку и вернулся домой. Не прошло и часа, как обе ленивицы щеголяли в новеньких платках.

Прошло два или три дня, собрались мачехины дочки на вечорку к подружке — дочери богатого купца. Заглянули в сундук, а в нем ни одного чистого платья нет. Прибежали к матери, расплакались: — Ах, какие мы несчастные! Все подружки на вечорки пойдут, а нам нарядиться не во что. Путного платья нет.

Обняла мачеха дочек, гладит их по голове, приговаривает:

— Сиротинушки вы мои несчастные. А те еще пуще жалобятся:

— Всю молодость дома отсиживаемся. Никакой радости... Хоть бы братец нам подарил по платью...

Мачеха так и подскочила:

— И, как это я дура не догадалась! Давно надо было его послать. Савка!

Вошел Савва в избу, мачеха говорит:

— Ступай к березке. Не велик ее выкуп — платки! Пусть она пришлет по платью моим дочерям.

— Да не по простому, а шелковому, — заявила старшая дочка.

— И чтоб палевого цвета,— добавила младшая.

Ничего опять не сказал Савва, только снова низко опустил сиротскую свою голову. И не потому, что не знал, что ответить. Просто связываться с проклятой бабой не хотелось — живо заголосит на всю окрестность.

— Ну, чего стоишь, как истукан? Аль не слышал, что тебе сказали? Вот возьму ухват...

Выскочил Саввушка из избы и, словно пьяный, побрел к лесу. Что делать? К березке пойти — неудобно, домой возвращаться страшно: мачеха с дочками со свету сживут. Решил снова пойти к березке.

— Здравствуй, красавица,— сказал Савва тихим голосом, поклонившись ей низко.

— Здравствуй, молодец. О чем опять печалишься?

— Как же мне не печалиться, девица? Опять мачеха из дому выпроводила. Достань, говорит, к вечеру по новому платью сестрицам.

             Не горюй, добрый молодец, раньше сроку. Дам я сестрицам твоим по платью. Вот тебе новая веточка, ступай, делай сестрицам новые наряды.

— Ну, спасибо тебе, березка. Век не забуду твоей доброты.

Вечером мачехины дочки уже задирали носы перед подружками. На обеих новые шелковые платья.

Не прошло и недели, как мачеха снова взбеленилась: модные сапожки дочкам понадобились. И не простые, а такие, какие царские дочери носят. Савва тут воспротивился.

— Как хотите, матушка,— сказал он,— я не пойду. Пора совесть знать.

Мачеха только ехидно усмехнулась на это:

— Ничего, не велик гранадер о совести-то беспокоиться! А коли впрямь решил противиться, то вот тебе мое последнее слово: принесешь сапожки — прощу. Не принесешь — вон из нашего дома, чтоб духу твоего не было.

— Воля ваша, матушка,— снова повторил Савва,— но я не пойду. Если нужно вам, ступайте сами.

— Хорошо. Показывай дорогу. Сама с дочерями пойду.

Крикнула матушка дочерей со двора и приказала им собираться. Как узнали дочки, куда их мать вести хочет, обрадовались. Стали наперебой друг другу перечислять, кто что требовать от березки будет.

— Я, — говорит старшая, — потребую ожерелье из чистого золота.

— А я,— хвастает младшая,— теплую кофту с оторочкой из беличьего меха, серьги, сафьяновые сапожки...

— А я закажу такое платье, чтоб выткано оно было с золотой ниткой, чтоб издали оно казалось зеленым, а вблизи палевым.

— Эка невидаль — с золотой ниткой! Я лучше тебя придумаю.

— Нет, не придумаешь!

— Придумаю!

Слово за слово — и поднялась у них снова драка. Еле мачеха растащила их.

Наконец отправились. Савва идет впереди, мачеха с дочками вслед шагают. Подошли к березке, Савва поклонился:

— Здравствуй, красавица!

— Здравствуй, добрый молодец! Зачем опять пожаловав Навестить меня, аль за новым выкупом?

— Нет,— отвечает Савва.— Ничего мне от тебя не нужно.

— Вот, болван!— не выдержала мачеха.— Не слушай его, березка. Он у нас глупый. Сапожки сафьяновые дочкам нужны. Невесты уж, а ходить не в чем.

— Да еще ожерелье из чистого золота...

— Да теплую кофту с оторочкой из беличьего меха, да платье с золотой ниткой тканое.

— Не слушай ее, березка. Это мне такое платье нужно. Я его выдумала.

— Нет, я!..

— Нет, я!..

— Полно вам, красавицы, спорить,— молвила березка. — Все будет. Подойдите поближе. И ты, матушка, тоже подойди. Вот так.

Подняла она свои ветви, притронулась ими к мачехе с дочками, и превратились они все трое в большой куст крапивы. А сама всколыхнулась, встряхнулась и очутилась красной девицей. Да такой красивой, что ни в сказке сказать ни пером описать. Высокая, стройная, брови дугой, золотые косы до пояса; Только одета девица бедно. На голове старый полинялый платок, на плечах грязное платье. Лишь сапожки новенькие.

— Что, добрый молодец, смотришь на меня?— говорит девица.— Чай, наряд мой тебя смущает? Не удивляйся. Это твои любезные сестрицы меня так нарядили. Ведь то, что появлялось у тебя в руках обновленным, было моим, а старое возвращалось ко мне.

Глянул Савва: верно! А девица продолжает:

— Наряд я себе другой заведу. Дай мне те веточки, что от березки срезал. Все будет.

Достал Савва из-за пазухи веточки, все три и подал девице. Взяла она одну веточку, притронулась к ней и встала перед Саввой, как весна-красна, — вся в цветах и сиянии. Савва только ахнул.

— А теперь тебе пора обрядиться,— добавила она и второй  веточкой притронулась к его плечам. Чувствует парень, что как-то сразу ему легко и тепло сделалось, И даже ростом стал чуть повыше. Глянул на себя и удивился. На нотах вместо лаптей очутились сапожки, на плечах кафтан с золотой ниткой тканый, шелковые кудри соболья шапка прикрыла. Прямо не парень, а загляденье.

— Ну, Саввушка, нее, что могла я, для тебя сделала. Теперь мне пора уходить. Прощай.

— Постой, девица, — сказал Савва.— Много ты мне сделала добра, так не откажи еще в одной просьбе. Будь моей женой.

Ничего не сказала девица, только чудные очи в землю опустила. Взял Савва ее за белы руки и крепко поцеловал.

И стали они жить поживать да добра наживать. А мачеха с дочками так кустом крапивы и остались.

Солдат и смерть

Сказка записана П. В. Лепаловским в 1953 г. в дер. Григорьевне Каслинского р-на, Челябинск, обл. от Василия Васильевича Лепаловского

Солдат и смерть

Жил-был на свете солдат. Долго служил он, а когда кончился срок службы, пошел домой, к матери.

Шел, шел солдат, смотрит: стоит ветхая деревня, и пароду в пей совсем мало. Зашел он в крайнюю избушку. Встретила его старая-престарая старушка.

— Куда путь держишь, добрый молодец? — спрашивает она его.

Рассказал ей солдат, откуда и куда он идет. Накормила его старуха, напоила и говорит:

— Дам я тебе, добрый молодец, сумку, не простую, а волшебную.

Подала сумку и говорит дальше:

Далекий твой путь, есть захочется. Увидишь что-нибудь съестное и скажи. «Полезай!» — и все, что тебе надо, будет там.

Пошел солдат дальше и думает: «Неужели это правда? Смотрит — летит воробей. Солдат махнул сумкой и сказал:

— Полезай!

Посмотрел в сумку, а воробей уже там. Выпустил он его и снова в путь.

Под вечер пришел солдат в одно село. Увидел в богатом доме много разных кушаний. Там пир шел. Ему сразу есть захотелось. Попросил солдат, чтоб его покормили, но богач отказал. Тогда взмахнул он сумкой и сказал:

— Полезай!

Все, что он хотел взять, оказалось у него в сумке.

Долго ли, коротко ли он шел, увидел наконец свою родную деревню, где жила его мать. Стара мать стала, сына своего поджидаючи. Смерть к ней не раз приходила, да мать упрашивала ее, чтобы дала отсрочку до прихода сына. Пришел сын, а ей и вовсе умирать не захотелось. Но уж очень грозна Смерть, не дала долго жить старухе. Умерла мать. Возненавидел тогда солдат Смерть. Погоревал, погоревал он, жалко матери, а жить надо. Работать начал, сумочкой помахивал. Жить стал припеваючи, горя не знаючи.

Вот пришла к нему Смерть и говорит:

Весело ты живешь, солдат, по пора и умирать тебе.

Но не тут-то было! Махнул солдат сумочкой и сказал:

— Полезай!

Сидит Смерть в сумке и просит прощения:

— Отпусти .меня, солдат, будешь ты жить еще три года.

Отпустил ее солдат. Ушла Смерть не солоно хлебавши.

Прожил солдат три года, Смерть к нему опять пришла.

— Теперь-то, ты все равно на тот свет пойдешь!

А солдату и вовсе умирать не хочется. Решил он к этому времени жениться, к свадьбе готовился. Опять взмахнул солдат сумкой и сказал

— Полезай!

Снова оказалась Смерть в сумке и снова стала просить у него прощения. Опять ее солдат отпустил и прожил безбедно еще три года.

А Смерть очень разозлилась на солдата. Приготовила для него гроб, не простой, а железный.

Как-то солдат со своей невестой разгуливал по берегу реки. С сумкой он никогда не расставался, а тут забыл взять, дома оставил.

Увидела Смерть, что нет у солдата сумки, и подумала:

«Сейчас-то ты все равно умрешь». Подходит она к солдату и говорит:

— С сегодняшнего дня ты будешь лежать в этом железном гробу.

Смутился солдат, а Смерть снова ему говорит:

— Сейчас я тебя не боюсь: сумки-то у тебя нет!

Закричала:

— Ложись в гроб!

— Да я не умею, — отвечает солдат, — покажи...

— Эх ты, неумеха! — заворчала Смерть и легла сама в гроб. Не долго думая, солдат взял да и крышку заколотил и опустил гроб в реку.

Остались они со своей невестой, поженились, стали жить да поживать, добра наживать.

Не в свои сани не садись

Не в свои сани не садись

Позавидовал однажды поп сапожнику.

— Счастливый, — говорит, — ты человек. Я целый день горло деру за трешницу, а ты стукнешь раз-два молоточком — глядишь: червонец заработал. Займуська и я сапожным делом.

Сказано — сделано. Накупил поп необходимых инструментов и объявил себя мастером.

Остановился раз в том селе пехотный полк. Нужно было одному офицеру сапоги сшить. Вот он и посылает своего денщика:

— Иди, братец, поищи сапожника хорошего. Послезавтра парад, а у меня сапог добрых нет. Пусть он мне сапоги к послезавтрему сошьет. Да смотри, чтоб он, каналья, получше сделал. Так и скажи: офицеру, мол, парадные.

Захватил денщик товар и отправился искать сапожника. Кто-то указал ему на попа. Он к нему:

— Говорят, батюшка, ты сапоги шить умеешь?

— Умею,— отвечает поп.

— На вот тебе товар, шей. Да смотри, батюшка, получше. Сапоги офицеру —  парадные.

Стал поп сапоги шить, а у него ничего не выходит. Только весь товар напрасно изрезал. Мучился, мучился и, наконец, слепил маломальские. Слепил и испугался. Говорит матушке:

— Если придет денщик и похвалит сапоги, ты скажи, что я дома. А похает — нету.

К вечеру приходит денщик за сапогами. Поп за печку спрятался.

— Что, сапоги готовы? — спрашивает денщик.

— Готовы,— отвечает матушка.

—  Давай же сюда.

Взял денщик сапоги, глянул, да так и отшатнулся.

— Что, хороши?— спрашивает матушка.

— М-м-да...— покачал денщик головой,— хороши. Ничего не скажешь. А что, дома мастер?

Попу за печкой показалось, что в самом деле его денщик похвалил. Выскочил оттуда и к нему:

— Дома... дома... Вот я.

Схватил денщик попа за бороду и давай сапогами потчевать. Бьет да приговаривает:

— Не берись за шило, коль приучен к кадилу. Не садись не в свои сани.

С тех пор поп перестал сапожничать.

Как поп кузницу строил

Сказка записана Н. Куштумом в августе 1937 г. Кушве Свердловской обл. от учителя А. В. Веселкова, 1897 г. рождения.

Как поп кузницу строил

Попался раз навстречу попу деревенский кузнец.

А в фартуке он гвозди нес. Идет и гвоздями звякает.

Заинтересовался поп и спрашивает:

— Что ты несешь, православный?

— А выручку несу. За день в кузнице выручил. В карманы не вошло— так я в фартук положил.

— Да неужели у кузнецов такой хороший заработок?

— А как же! Летом у кузнеца самый хороший заработок. Пришел поп домой и задумался. Думал, думал и говорит попадье:

— Не буду я больше попом. Прихожане всякую совесть потеряли. Поешь, поешь им, а они грошами отделываются. Надумал я, матушка, кузницу построить. Богато заживем.

Попадья в слезы, а он слушать ничего не хочет. Остриг себе волосы, а утром работник на рынке всю церковную утварь распродал. Ждут мужики — что дальше с попом будет. Ну ладно, построил вскорости поп кузницу и афишки по деревне расклеил : — дескать, открылась знаменитая кузница, и кует в ней отличный мастер — бывший поп.

На другой день приехал к нему мужик и просит топор сковать. Поп на радостях за дешевку отковать подрядился. А потом одумался и шепчет работнику:

— Я, однако, дешево запросил. Дак ты вот что — когда скуем, прибавки проси.

— Ладно,— говорит работник.

Взял тогда поп у мужика большой кусок самолучшей стали, раскалил ее докрасна и начал ковать.

Ковал, ковал — не вышло.

— Топор не вышел,— говорит,— я тебе ножик скую.

— Ладно,— говорит мужик,— куй!

— Ковал, ковал поп — опять не вышло. Спрашивает мужика: — А что, мужичок, лапти ты плетешь?

—  Плету,— отвечает мужик.

— Тогда я тебе кодачиг скую.

— Ну, ладно, куй, черт с тобой. Только поскорее.

Ковал, ковал поп — и тут не вышло. Оробел и говорит:

— Почему-то не вышло. Я лучше тебе пшик скую.

А мужик только плюнул со зла и молчит.

Накалил поп остатки и опустил в воду. Ну и, конечно, пшикнуло.

Поп говорит мужику:

— Ну вот, получай свой пшик и плати за работу.

— Ладно,— говорит мужик. Берет он в руки витень и давай обхаживать попа по чем попало.

— Получай,— говорит,— за свою работу.

А работник кричит:

— Прибавь, дяденька, прибавь.

Отлупил мужик попа, заткнул витень за пояс, сел на лошадь и уехал. Охает поп, потирает спину и ворчит на работника:

— Ты что, бестолочь, кричал — прибавь, прибавь?

А работник ему и отвечает:

— Да ведь ты, батюшка, сам велел прибавки просить.